Роберт Генин. Прощание с иллюзиями. Документальная повесть - Светлана Сауловна Островская

В «Доме на набережной» поселился страх, квартиры пустели, из окон выпадали рыцари коммунистического рая. Иофан тоже оказался в «расстрельных списках», но великодержавная рука Вождя, по счастью, вычеркнула его из списка Берии.

Со страхом Борис Михайлович взялся за новое задание партии и правительства — построить павильон СССР на международной выставке в Париже 1937 года.

Выставка Трех Диктатур

Советскому павильону ЭКСПО 1937 выделили 9 тыс. кв метров на главной магистрали «Трокадеро — Эйфелева башня». Выставка должна была продемонстрировать расцвет социалистической культуры, искусств, техники и творчества масс. С точки зрения Иофана архитектура должна была сочетать лаконичные формы авангарда и монументальную строгость классики. Авангард советское правительство демонстрировало на экспорт, для внутреннего потребления существовал соцреализм. Оформлением экспозиции выставки занимался Суэтин, ученик Малевича. Идея динамического роста и движения вперед реализовалась в советском павильоне высокой башней, на вершине которой должна была стоять скульптура «Рабочий и колхозница». Оформлением башни занимался Иофан. Конкурс на изготовление скульптуры выиграла скульптор Вера Игнатьевна Мухина, получившая художественное образование в Париже.

Строго напротив советского павильона располагался павильон Германии, представляющий собой нечто среднее между фортификационным сооружением и античным храмом. На главном фасаде отчетливо вырисовывалась цифра III, символизирующая Третий рейх, а на вершине развевался флаг со свастикой. В проектах СССР и Германии явно проявлялось доминирование политики над искусством. Несмотря на это СССР и Германия разделили Гранд-При Всемирной выставки в Париже. В историю она вошла как Выставка Трех Диктатур.

Всемирная выставка в Париже 1937

В павильоне Испании Пикассо выставил только что написанную картину «Герника». Страшное обвинение фашизму, выполненное в манере кубизма, было заказано ему правительством Испанской республики.

А на противоположном берегу Сены расположился менее заметный павильон фашистской Италии, и еще менее заметный павильон Палестины «Земля Израиля». Его автором был эмигрировавший когда-то из Бессарабии во Францию архитектор Феликс Ройтман, впоследствии, во время оккупации Парижа, сгинувший в одном из нацистских концлагерей.

Накануне открытия советского павильона, была обнаружена диверсия, и стройку стали охранять. По ночам здесь дежурили русские эмигранты, с большим воодушевлением встретившие появление в Париже бывших соотечественников. Мухину на открытие выставки не пустили, потому, что она остановилась в Париже не вместе со всеми, а в квартире у бывшей подруги эмигрантки.

Иофан и Мухина вернулись в Москву с победой, привезли скульптуру «Рабочего и Колхозницу» и получили заслуженные награды. Всю бригаду, работавшую над скульптурой, расстреляли. Мухину оставили в живых, а Иофан получил новое задание — построить на месте взорванного Храма Спасителя — Дворец Советов.

…Их убийца не смерч, ни чума

Диктатура сошедших с ума

Их палач не чума, не холера

А неслыханно новая эра,

О которой писали тома.

…Не бывает ненужных времен

Но, поведай мне, коли умен,

В чем достоинство, слава и сила,

Той эпохи, что жгла и косила

Миллионы под шелест знамен?

Лариса Миллер, 1988

Генина спас от отчаяния Иофан. Кто их познакомил, уже не узнать, но согласие Иофана принять его на работу в коллектив художников на строительстве Дома Советов, Генин воспринял как трубный глас с небес, луч света в темном царстве. Работа, о которой он мечтал! Работа в коллективе над величественным зданием! Он отряхнул свою меланхолию и с энтузиазмом принялся за работу.

Иофан хорошо относился к нему, высоко ценил его как художника, но иногда пытался поправить его манеру на более приближенную к соцреализму. Вместе с ним на развалинах Храма Спасителя, в созданных временных мастерских работали художник Е. Е. Лансере, П. Д. Корин, И.М Рабинович и бессменный преданный ученик Петя Щеглов, многому научившийся у Генина за время работы на Сельскохозяйственной выставке. Никто столько не работал как Генин. Целыми днями он компоновал эскизы и переносил их на картоны. Рисовал героев, победителей, во всей красе воодушевленной самоотверженности, на которых история будет смотреть как на сказочных титанов, богатырей, геркулесов, проложивших избытком своих нечеловеческих сил путь к коммунизму.

На проект Дворца Советов было выделено гораздо больше ресурсов, чем на строительство Сельскохозяйственной выставки. Много внимания уделялось и тесному взаимодействию строителей, архитекторов и художников. За это время он написал и опубликовал несколько статей о технике фрески в архитектурных журналах, предостерегая будущих художников фрескистов от возможных ошибок и хаоса, который имел место на ВСХВ. Его статьи проникнуты величайшей заботой об успехе общего дела.

Два года пролетели в творческом горении. Начавшаяся Финская компания, фактически война, вывела его из равновесия и внушила беспокойство. Квартира в Газетном переулке подлежала сносу, нужно было искать новое жилье. Выручил опять Иофан. Как работнику престижной стройки, он предоставил Генину две комнаты на пятом этаже в одном из домов в Соймоновском переулке, напротив строящегося Дворца Советов.

Квартира была хорошая, но жить в ней не хотелось. Что-то мешало ему обрести покой, не было той интимности, задушевных встреч с друзьями, которые он так любил. Вместо них к нему стали приходить малознакомые люди и разговоры с ними не были приятными. Весной он снял небольшую дачу в Загорске, рядом с семьей друга Могилевского, где часто оставался ночевать. С ними он немного оттаивал душой, отдыхал от непрошенных гостей.

Вторая мировая война, 1941

Совсем плохо ему стало, когда разразилась война. Германия, где он провел столько счастливых лет, где жили его друзья, женщины, жены, дети, которых он отрезал от себя ради своей великой мечты, эта Германия теперь грозила уничтожить все то, что он оставил, и то, что приобрел. Европа, где он познал успех, признание, материальное благополучие и уверенность в себе и своем таланте, эта Европа изгнала его. Но почему? Он забыл, что был евреем.

И что же теперь? Кому он нужен? Стране Советов? Пожалуй, больше никому…

И он отправляется на призывной пункт записываться в ополчение добровольцем. Пятидесяти-семилетний инвалид и там никому не нужен. К тому же он не благонадежен с точки зрения всевидящего и всезнающего НКВД. Нужны люди, чтобы тушить зажигательные бомбы, и по ночам он дежурит на крыше.

Стройку свернули, персонал Дворца Советов эвакуируют, но ему в эвакуации отказано. В небе над Москвой кружат вражеские самолеты, рвутся фугасные бомбы, звучат сирены «тревоги». Друзья разъехались, Могилевские тоже собрались в дорогу, подальше от Москвы, которую по слухам, собирались сдать немцам.

В один из таких дней Генин, сверх меры взволнованный, явился в Загорск после очередного страшного ночного дежурства на крыше. Он был «не в себе». Нельзя было его отпускать, но он рвался опять в Москву, получить причитающиеся ему деньги в мастерской